|
Глава 20 В замке Оторвать взгляд от призрака, да какой там, призрака,
от очаровательного создания, ещё недавно бывшего привидением, Майкл не мог.
Влюблёнными глазами смотрел он на
девушку, и всего его охватывали тёплые волны восторга и какого-то
неземного удовлетворения.
Удовлетворения от того что, как он
понял, встретил ту, которая наречена была ему самим Богом. – Подкрепись, Михал, –
девушка указала на шикарно сервированный стол в углу гостиной, – я распорядилась
накрыть здесь, а не в столовой, так романтичней, так мы любили сидеть за
столом у окна вдвоём. Сегодня подали
твоё любимое вино, Михал. – Я ж не пью вина, милая. – Ты не пьёшь?! – привидение расхохоталось
тем самым, довольно противным смешком,
который, однако, сейчас показался
Майклу очень даже милым, – Ну только не мне это говори, любимый. – Я и не сказал, что не пью, я сказал, что не
пью вина. – А что же ты пьёшь? – “Скотч” и два сорта пива: “Будвайзер”
и... бесплатное. Призраку опять сделалось смешно: – Совсем обамериканился,
Михал. Я тебя помню
другим, когда ты пил “Бургундское”, для тебя оно тоже было бесплатным – не платить же за
пользование отцовскими погребами. – О чём ты говоришь? Опять какие-то загадки
и недомолвки. Я – Майкл, и не обамериканился, а самый что ни на есть американец. Я там
родился, там дом моих предков… – Это каких? Тех, которые уплыли, спасаясь от большевиков? А более ранних предков у
тебя не было? Родина твоих предков здесь, Михал, да
и твоя тоже. – Но я… – Что “но”, никаких “но”. Я тебе уже говорила, неужели
не понял? – Это о том, что я реинкарнировался,
итак, мы знакомы века? Вроде понял, а
теперь вроде и поверил, да только как-то не укладывается в голове. – Ну, скоро уложится окончательно… – Дай то Бог, главное, не расставаться нам,
милая. Майкл смотрел на обожаемый объект влюблёнными
глазами. За столом вёл себя как подросток: притронулся к одному блюду, к
другому, пригубил вино. Оно ему не
понравилось. Кислое “Бургундское” с
выраженным привкусом дрожжей явно отличалось от своего калифорнийского аналога. – В этом замке есть всё что угодно, но вряд
ли найдётся “Скотч” или “Будвайзер”, – с сожалением подумал Майкл. – И ничего удивительного, твоё Нью-Аркское пиво, – тут Майкл опять ужаснулся тому, что
девушка читает его мысли, – оно
появилось всего лишь не полных пару веков назад. Жаль, что тебе не
понравилось вино, что подавалось к столу твоих предков с того дня, как они поселились в этом замке. Мы
сейчас в шестнадцатом веке, Михал, так что пей, что дают. Видимо, глядя на растерянное лицо Майкла,
привидение снова развеселилось, добив бедного американца серией нечеловеческих похохатываний.
Это неподражаемое юное создание удивительно сочетало в себе изящную хрупкость
ребёнка со стервозностью
опытной женщины, к тому же обладающей сверхественными,
как считал Майкл, возможностями. По крайней мере, доселе ещё никому не удавалось
“читать” его мысли. – Я смотрю, ты начинаешь меня опасаться, Михал. С этими словами девушка поднялась из-за стола,
нежно и в то же время сильно ухватив Майкла за запястье, заставила его встать
со стула и повела за собой. – Куда мы идём? – К тебе в опочивальню, Михал. Это было интригующее и желанное продолжение сегодняшнего приключения. Майкла влекло к
изящной красавице, влекло настолько, что он уже забыл и где находится, и кто
рядом с ним. Призрак пустил в ход все доступные ему чары для обольщения обожаемого и желанного гостя, и обольщение
состоялось. Все возможные психологические препоны были нейтрализованы.
Призрак не смог учесть только одного – переселение души, низведение субъекта
к его истинным историческим корням – всё это так, это понятно и конкретно, а
вот что набралось, какой опыт накопился в душе за столетия, этого дама понять
не сумела. Возможно не учла, а может просто проигнорировала
тот факт, что Майкл родился и вырос в другой стране, на другом полушарии и
менталитеты у того, её Михала и нынешнего её Майкла
не то чтобы совсем уж диаметрально противоположные, но разные. И разница эта
не преминула себя
проявить в самый что ни на есть решающий момент. Привидение уже
скинуло с себя одежду, обнажив прекрасное
тело, и зазывающе манило Майкла к себе. Ложе
под альковом розового шёлка готово было принять влюблённых. Майкл не отрываясь глядел на девичьи груди с
набухшими от возбуждения сосками. Оба прерывисто дышали, готовые соединиться
в любовных объятиях под этим альковом в этой волшебной спальне. Но что-то
удерживало Майкла, а призрак не делал первый шаг навстречу, чисто по-женски
считая, что нужно дать возможность мужчине проявить инициативу, почувствовать
себя хозяином положения. Майкл оторвал взгляд от так возбуждавших его
воображение сосков и, тяжело вздыхая, перенёс его на прекрасное лицо девушки.
В глазах её он увидел немой вопрос. |
Мысли и
чувства боролись между собой: сердце Майкла усиленно билось, страсть
обуревала его, а сознание во всю противилось
естеству. Губы его тянулись к этому загадочному и так желанному существу, тело била дрожь.
Больше всего на свете, больше
жизни своей, он хотел именно её, а
разум, уже готовый сдаться и уступить зову плоти, всё ещё предупреждал о
чём-то, чего Майкл боялся и через что
ему суждено было переступить. – Прости, – голос Майкла выдавал крайнее смятение,
– но как же быть? Если ты та, о
которой я мечтал и которую видел во сне, каждый раз, когда засыпал в
библиотеке отца, сидя далеко за полночь и читая старинные родовые предания,
то ты… тебе же всего шестнадцать лет!
Получается, что я нарушаю закон!
Шестнадцать! По закону мы не должны, у нас
не должно…, мы не можем спать вместе! Прости! Жуткий хохот привёл Майкла в состояние полушока: привидение заливалось диковатым своим смехом.
Ей, этой, то ли красавице, то ли ведьме, а пожалуй,
и той, и другой в одном облике, таком соблазнительном и желанном, было весело
наблюдать как явно видна внутренняя борьба между естественными желаниями
Майкла и неестественными законами, в которых воспитывался он, его
предшественники и, пожалуй, будут воспитываться последующие поколения
нынешних его соотечественников. Уважение к
закону постепенно уступало место естественной тяге к юному телу. Привидение откровенно
забавлялось, глядя на незадачливого своего возлюбленного. Наконец девушке это
надоело и она решила взять инициативу в свои руки: – Ну и зачем ты терзаешь себя, любимый?!
Твои законы остались в той стране, да что
там в той стране, в том времени, откуда ты прибыл. Здесь властвуют другие
законы, ты что-нибудь слышал о Статуте Великого Княжества? – Да, в отцовской библиотеке есть старинное издание Статута. Отец говорил, что это
первая в Европе конституция. – Не только в Европе, считай в мире. Так вот
в этом своде законов и слова нет о том, что нельзя
спать с подростком, да и понятия такого, подросток, нет. Это там, в вашем мире, перепутались
понятия добра и зла. Ну скажи, как можно объявлять злом любовь? – Но, – Майклу хотелось сказать
что-то высокопарно-приличное, но с языка слетело именно то, что беспокоило больше всего, – но ведь узнают,
донесут ведь… – Ну да, это там, у вас, проявить
бдительность и “настучать” – что-то
вроде национального спорта. Здесь тебя
никто не “заложит”, Михал. – Только не надо рассказывать мне,
что здесь, как ты выразилась, не “стучат”. Я достаточно хорошо информирован о
вашей жизни, знаю и о ваших революциях, и о репрессиях. Наслышан и о
повальном доносительстве, так что, какой где спорт надо ещё разобраться. – Да, Михал,
люди везде одинаковы и законы не совершенны, но правила и законы, по которым
живём мы в нашем мире, писались благородными людьми, которые знали жизнь не
хуже, а может лучше тех, кто придумывал запреты и препоны столетия спустя… – Но… Майкл попытался возразить, но не тут-то было, привидение возражений не принимало и перебивать себя не позволило. – В общем, в нашем законе ничего не сказано о
том, что нам нельзя быть вместе. Иди ко мне, любимый! – Ты хоть знаешь
сколько лет мне придётся провести в тюрьме, когда о нашей связи узнают? –
голос Майкла вибрировал от волнения и
сдерживаемого желания. Веселье стало покидать его собеседницу,
уступая место нервной злости. Еле
сдерживая себя, девушка всё ещё пыталась что-то объяснить своему упрямому
другу, но голос срывался на крик: – Слушай, ты, придурок
мой любимый, раньше ты таким не был. Как всё-таки меняет человека жизнь на
чужбине! Я тебе ещё раз повторяю, здесь нормальные законы, и ты у себя в замке,
кто тебя тут достанет?! Дома ты! Да к тому же, – опять раздался въедливый нечеловеческий смешок, – я уже да-а-а-а-вно не девочка, да и ты, Михал,
– не мальчик. Какое там несовершеннолетие?! Если прикинуть, так нам по..., – тут её пронял такой смех, что
продолжения фразы пришлось ждать долго. Наконец призрак откашлялся и вполне серьёзно произнёс: –
Нам с тобой, Михал, по полтысячи лет! Представил?
Так что ничего не бойся, в педофилии
тебя вряд ли можно обвинить, скорее
наоборот… Хохот возобновился. Майкл сидел, плохо соображая, что это такое она имела в виду, а когда, наконец-то, вник в суть сказанного, засмеялся сам. Так оба они сидели друг напротив друга, родные души, прошедшие через столетия мук и испытаний и обретшие друг друга при таких невероятных обстоятельствах и оба смеялись, до слёз, до истерики. Смех переходил в плач. Они обнялись, прижимаясь мокрыми от слёз лицами. Поцелуй, такой желанный и долгожданный, оказался солёным, но они этого не заметили. Для них, этих двоих, измученных длительным душевным одиночеством, он был не солон, он даже не был сладок, это было наивысшее счастье, ради которого стоило и жить, и умирать, и воскресать, и страдать. Всё, что было плохого и мучительного в прожитых жизнях, оказалось ничто, всё компенсировало это сладостное слияние любящих душ и тел. Он на руках отнёс её под альков. Старинное ложе, так долго ожидавшее влюблённых, приняло их ласковым комфортом. |
